В пьесе Жак и его господин/Jakub a jeho pan, написанная Миланом Кундерой в память о Дени Дидро, и как многие его работы переведенной на русский язык, повторяется давешняя азбукистанская чертовщина, та же, что и с послесловием к роману "Шутка"/Žert. Ни то "послесловие" ни это кундеровское "предисловие" на русский переведены не были, и мы очень скоро узнаем почему. В российских изданиях в качестве предисловия к пьесе Жак и его господин приводится лишь первоначальная авторская вводная ремарка, со слов "Представляется возможным, чтобы один актер играл две роли..."
Я попытаюсь сделать русский перевод настоящего авторского предисловия Милана Кундеры к первому авторизированному (парижскому, 1981 года изд. Gallimard) изданию пьесы:1.
Когда в 1968 году русские оккупировали мою маленькую страну, все мои книги были вдруг запрещены и у меня не оиказалось никакой законной возможности зарабатывать на жизнь. Многие мне хотели помочь: один театральный режиссер однажды пришел ко мне и предложил написать от его имени театральную обработку достоевского
Идиота.
И вот я снова перечитал
Идиота и понял, что даже если бы мне было суждено умереть от голода, я не смог бы заняться этой работой. Этот мир эксцентричных жестов, темных глубин, агрессивной сентиментальности вызвал во мне отвращение. Я вдруг почувствовал необъяснимую тягу к
Жаку-фаталисту.
"А не предпочли бы Вы Дидро Достоевскому?"
Нет, предпочесть он не пoжелал, но и я уже не мог избавиться от своего странного желания; чтобы как можно дольше оставаться в обществе
Жака и его хозяина стал я представлять себе их в качестве героев моей собственной театральной пьесы.
2.
Почему такое внезапное неприятие Достоевского? Антирусская рефлексия Чеха, травмированного оккупацией своей страны? Не думаю, ведь я никогда не разлюбил Чехова. Сомнения в эстетической ценности его произведений? Нет, потому что моё отвращение, которым я и сам был неожиданно удивлен, совершенно не претендовало на объективность. То, что меня отвращало от Достоевского, была сама атмосфера его книг; мир, в котором всё превращено в чувство; иными словами: мир где чувство возвышено на уровень ценностей и правды.
Был третий день оккупации. Я был за рулем, в пути где-то между Прагой и Чешскими Будейовицами (да, город, куда Камю поместил действие своего
Недорозумения). На дорогах, в полях, в лесах, повсюду русские солдаты разбивали свои палатки. Потом они остановили мою машину. Трое солдат стали еe осматривать. Когда осмотр был закончен, офицер, который командовал этой операцией спросил меня:"Как себя чувствуете?"
Вопрос не был ни злым, ни ироничным. Наоборот, офицер продолжил, - Это большое недорозумение. Но всё будет хорошо! Вы должны знать, что мы любим чехов. Вы нам нравитесь. Мы вас любим!"
Страна раздавлена тысячами танков, ее будущее изгажено на столетия, государственные представители арестованы и силком вывезены из страны, а офицер оккупационной армии признаётся вам в любви.
( Read more... )